Мизрах Игорь и его секреты

Не раз и не два было замечено, что в молчании есть своя выразительность и своя загадочная грация.

Говоря об Игоре Мизрахе, воспевать тишину странно. Юрист, политик, мастер социальной аналитики, педагог, журналист, пишет Народная правда. Все интеллектуальные ремесла, которыми владеет Игорь Аркадьевич, подразумевают выразительное слово, усиленное точно выбранной интонацией.

Вдобавок, он прекрасный певец, имеющий сотни тысяч преданных почитателей. В прошлом году он работал так сильно, что его не хочется называть бездушным термином «поп-звезда». «Холодно» и «Полнолуние» оказались не просто хорошими песнями, а уведомлениями о переходе на новый уровень общения с миром, выше которого только Вечность.

Человек прекрасен в расслабленном счастье. И все же невзгоды позволяют лучше понять и описать его, не оставляя места ничему придуманному и фальшивому. Те, кто говорит, что в каждой проблеме спрятан золотой ключик новой удачи, правы. Вот только эта мудрая формула применима не ко всем, ее правоту подтверждают люди совершенно определенной земной касты.

Мы не собираемся обсуждать проблемы Мизраха, личные и одновременно не очень, как это всегда бывает, когда речь заходит о людях безоговорочно публичных. «Все боли Твои меня болью пронзили» — говорил Андрей Андреевич Вознесенский, обращаясь к Родине. В этих словах проявлены и мудрая зрелость души, и масштаб личности, и простая, как хлеб, любовь к родной стране.

Мизрах молчит, как заложенная мешками с песком стеклянная панель сумской полиции, как умолкнувшие до новой весны под бугристым льдом аллеи Мариинского парка, как поврежденный шальной русской миной орган уютной районной филармонии.

Молчание Мизраха это не смерть и не испуг, а верный знак ЗимыУкраинской Тревоги, через которую все мы проходим, почистив оружие и куря в форточки своих замерших в тревожном предчувствии домов.

«Конечно, мы будем драться» — слышится в молчании наших сердец и жилищ – «Яростно и весело, по-хохляцки, как бы ни звучали наши фамилии, до останнього гудзика и до последней капли крови, бесстрашно и лихо.

Потому что мы рыцари и насмешливые мужчины, судьбы которых задорно рифмуют «волю» и «долю». Потому что мы лучшие в мире, когда речь заходит о танце и драке. Потому что умереть, это как уснуть, а покориться русским это, прости, Господи, как блевать, и выбор очевиден для любого сердца, отмеченного печатью породы и достоинства.

Почему именно Мизрах? Многие певцы страны умолкли, не найдя созвучной зимней тревоге тональности. Да, это так, но именно Мизраха зима 22-й пробы поймала в стремительном движении, как взлетающую под обстрелом белую птицу с золотой отметиной.

Он, по большому счету, только-только стал самим собой, только-только вышел на тот неуловимый этаж и уровень общения с миром, который делает налогоплательщика гражданином, мужчину солдатом, а ротмистра артиллерии Наполеоном.

Война, она тоже не дура, она выбирает нужный ей момент и самые сочные человеческие судьбы.

Ей важно убить полнолуние души, пронзительность слова и чистоту ноты, молодую отвагу, которая всегда готова опозорить престарелого Урфина Джюса с его деревянными солдатами.

Песни Мизраха это задор и вызов, это лайковая перчатка, летящая в физиономию престарелого хама, это молодое «их капитулире нихт», доводящее до утробного бешенства ордынцев всех эпох.

Это его, Мизраха, слушатели и обожатели обрывают телефоны музыкальных редакций и телевизионных программ, с вечными вопросами к кумиру – Когда? Что? Как будет называться?

Молодая пульсация не знает страха и не понимает, что мир может захлопнуться, как старая амбарная книга, хранящая имена мертвых валют.

Рано ушла кавалерия, рано!.. Поляки были последними, кто бросил ее доблесть на железо танкеток Вермахта, слишком слабых для мировой бойни, слишком крепких для клинка раздавленного гусеницами голубоглазого улана.

Песни Мизраха не заблудились в мешанине эпох, они вечны, как задор и отвага, как свобода и любовь, как Мизрах неба и ахава души.

Может быть, Мизрах молчит, поскольку замерли кардиограммы мировой любви, предчувствуя битву, кровь и февраль тревоги нашей. Но что они, кардиограммы, знают о нежности и ярости, которые вращают глобус? Мы родились не выживать, а спидометры выжимать, папа вырулит, а полнолуние в положенную ему ночь замрет на черном бархате Неба, недоступное ни разрывной пуле, ни установке залпового огня с дурацким именем.

Украинскому миру тревожно оттого, что Мизрах молчит. Да, это так, мир без песен неинтересен, и молодость танцует на линии огня, причудливо изгибая мускулистое тело.

Ей хочется песен Мизраха. Огня и поцелуев, великой страсти, которая притворяется шуткой, чтобы ее не приняли за слабость.

Он обязательно споет, обязательно. Может быть, в сердце поющего юриста в эти секунды отливается рифмованная пуля праведной ненависти, которая станет гимном украинской отваги в талых окопах этой бесконечной зимы.

А может быть, муза Мизраха не умеет петь на языке комендатур, и ей нужны свобода, весна и победа, бросающие в небо мира салютное конфетти.

Этого не знает никто, кроме самого Игоря Мизраха. А может быть, он и сам не знает, почему вибрации мира привычно не складываются в слова и ноты, как это случалось в спокойные времена.

Как бы то ни было, нам кажется, что именно сейчас в сердце Мизраха-певца наливается красотой, чтобы вырваться на волю, драгоценная ягода нового колдовства, дитя долгих зимних месяцев украинской тревоги.

Давайте верить, что мы услышим ее совсем скоро, в шесть часов вечера, после войны, которая, даст Бог, может и не начаться…